Эвристика риска

Первая и наиболее типичная область, в которой ощущение безопасности может расходиться с реальностью безопасности – это восприятие риска. Безопасность – это компромисс, и если мы неверно оценим степень серьезности риска, мы пойдем на неоправданные компромиссы. Конечно, мы можем допустить ошибку в обоих направлениях. Мы можем недооценить некоторые риски, как например риск автомобильных аварий. Либо мы можем придавать слишком большое значение некоторым рискам, как например риску того, что кто-нибудь проберется ночью в дом и похитит нашего ребенка. То, как мы ошибаемся при оценке риска, преувеличивая или приуменьшая его значение, управляется несколькими специфическими эвристическими методами, которые использует наш мозг.

Теория проспектов

Вот эксперимент, который иллюстрирует определенную эвристическую пару. Испытуемых разделили на две группы. Одной группы был предоставлен выбор из двух альтернатив:

• Альтернатива A: гарантированное получение $500
• Альтернатива B: 50%-я вероятность получить $1000

Другой группе был дан выбор:

• Альтернатива C: гарантированная потеря $500
• Альтернатива D: 50%-я вероятность потерять $1000

Эти компромиссы не идентичны, но они очень похожи. В соответствии с традиционной экономикой, здесь нет никакой разницы.

Традиционная экономика основана на «теории полезности», которая предсказывает, что люди будут идти на компромиссы, основываясь на прямом подсчете относительных доходов и потерь. Альтернативы A и B имеют одну и ту же предполагаемую полезность: +$500. И альтернативы C и D имеют одну и ту же полезность: –$500. В соответствии с теорией полезности, люди должны выбрать A и C с той же вероятностью, что и B и D. То есть, некоторые люди предпочитают действовать наверняка, другие предпочитают рисковать. Тот факт, что один получает прибыль, а другой теряет, не влияет на математику и, таким образом, не должен влиять на результат.

Но экспериментальные данные противоречат этому. При альтернативе выбора прибыли большинство (84%) отдало предпочтение Альтернативе A (гарантированное получение $500), а не B (вероятная прибыль). Но при выборе из вариантов потери, большинство (70%) выбрало Альтернативу D (вероятная потеря), а не Альтернативу C (гарантированная потеря).

Авторы исследования объясняют эту разницу выработанной ими «теорией проспектов». В отличие от теории полезности, теория проспектов учитывает то, что у людей есть субъективные оценки, касающиеся доходов и расходов. Фактически, у людей развилась эвристическая пара, которую они применяют в компромиссах такого рода. Первое – это то, что гарантированная прибыль лучше рискованной, но более высокой прибыли. («Синица в руках лучше, чем журавль в небе».) И второе – гарантированная потеря хуже шанса потерять больше. Конечно, это не является жестким правилом – между гарантированными $100 и 50%-ой вероятностью получить $1 000 000 только глупец выберет $100, но если все аспекты равны, они влияют на то, как мы идем на компромиссы.

Вероятно, с эволюционной точки зрения, это лучшая стратегия выживания (конечно, при условии, что все условия идентичны): получать небольшие прибыли, взамен на риск получить больше и рисковать большими потерями взамен на гарантированные потери, но меньшего порядка. Львы охотятся на молодых или раненых антилоп, потому что энергетические затраты, необходимые для их убийства, ниже. Взрослая и более здоровая добыча, возможно, более питательна, но есть риск вообще остаться без обеда, если она убежит. А небольшой прием пищи поможет льву продержаться до следующего дня. Заботы о насущном более важны, чем возможность получить выгоду завтра.

По такому же принципу, с эволюционной точки зрения лучше рискнуть, чем без вариантов выбрать худшее. Животные живут на лезвии бритвы между голоданием и воспроизводством, и любая потеря пищи – большая или малая – может сказаться одинаково плохо. То есть обе могут привести к смерти. В таком случае лучше рисковать всем, но иметь шанс не потерять ничего.

Эта эвристическая пара настолько сильна, что она может привести к логически непоследовательным результатам. Это иллюстрирует другой эксперимент – «проблема азиатского заболевания». В этом эксперименте испытуемым предложили представить распространение заболевания, которое, как предполагается, убьет 600 человек. Предлагался выбор между двумя альтернативными программами лечения. После этого испытуемых разделили на две группы. Одну группу попросили выбрать между двумя программами для этих 600 людей:

• Программа A: «200 человек будут спасены».
• Программа B: «Существует один шанс из трех, что 600 человек будут спасены, и два из трех, что ни один не выживет».

Вторую группу испытуемых попросили выбрать из следующих двух программ:

• Программа C: «400 человек умрет».
• Программа D: «Существует один шанс из трех, что никто не умрет, и два шанса из трех, что погибнет 600 человек».

Как и в предыдущем эксперименте, программы A и B имеют туже предполагаемую полезность: 200 спасенных людей и 400 умерших, при том, что A наверняка, а B – это риск. То же самое с программами C и D. Но если вы посмотрите на эти пары повнимательнее, вы поймете, что, в отличие от предыдущего эксперимента, они абсолютно идентичны. A идентично C, а B идентично D. Все различие состоит в том, что в первом случае программы представлены с точки зрения выгоды (спасенные), а во втором случае они представлены с точки зрения потерь (погибшие).

И, тем не менее, в первом случае большинство (72%) выбрало A, а не B, а во втором большинство (78%) выбрало D вместо C. Люди идут на разные компромиссы в зависимости от того, представлена ли проблема как выгода или как потеря.

Поведенческие экономисты и психологи, называют это «эффектом фрейминга»: выбор людей зависит от того, как интерпретируется компромисс. Стоит представить выбор как выгоду, и люди с меньшей охотой пойдут на риск. Но когда компромисс представлен как потеря, люди пойдут на риск с большим желанием.

Позже мы рассмотрим другие случаи эффекта фрейминга.

Другое объяснение этих результатов может заключаться в том, что люди придают больше значения изменениям, которые близки их настоящему состоянию, чем тем, которые отдалены от их нынешнего состояния. Вернемся к первой паре компромиссов, рассмотренной выше. В первом случае прибыль от $0 до $500 ценится больше, чем прибыль от $500 до $1000, так что нет смысла рисковать первыми $500 ради шанса получить еще $500. Таким же образом во втором компромиссе больше теряется при варианте от $0 до -$500, чем при варианте от -$500 до -$1000, так что для кого-то будет иметь смысл выбрать равную вероятность потерять $1000, попытавшись не потерять $500. Так как прибылям и расходам, которые ближе к текущему состоянию, придается большее значение, чем прибылям и расходам, которые могут случиться в будущем, люди с меньшей охотой идут на риск, когда дело касается прибылей, но больше рискуют, когда дело касается потерь.

Конечно, наш мозг не занимается математическими расчетами. Вместо этого мы используем готовые рецепты.

Есть и другие следствия этого эвристического правила. Люди не только неохотно идут на риск, когда дело касается прибылей, и больше рискуют, когда дело касается потерь; люди также больше ценят то, что может быть расценено как потенциальная потеря, в противоположность тому, когда это расценивается как потенциальная выгода. Как правило, коэффициент соотношения выигрыша к проигрышу должен составлять от 2 до 2,5.

Это называется «эффектом владения», продемонстрированном во многих экспериментах. В одном из них половине группы испытуемых дали кружку. Затем их попросили назначить цену, за которую они бы продали эту кружку, а группу, у которой кружки не было, попросили назвать цену, за которую бы они ее купили. В соответствии с теорией полезности обе цены должны были быть одинаковыми, однако средняя цена продажи была в два раза выше средней цены покупки.

В другом эксперименте испытуемым дали ручку или кружку с логотипом колледжа, оба предмета были примерно одинаковой стоимости. (Если вы прочитаете достаточно отчетов о подобных исследованиях, то вы быстро заметите две вещи. Первое – студенты колледжа чаще всего выбираются в качестве испытуемых. И второе – весь необходимый реквизит обычно покупается в книжном магазине колледжа.) Затем испытуемым предложили обменяться предметами. Если предпочтения испытуемых не имели ничего общего с предметами, которые они получили, то доля испытуемых, которые оставили себе кружку, должна была совпасть с долей испытуемых, которые обменяли ручку на кружку, а доля испытуемых, которые оставили себе ручку должна была совпасть с долей испытуемых, обменявших кружку на ручку. В действительности же большая часть людей оставила полученные предметы у себя – только 22% испытуемых обменяли свои предметы.

И, как правило, большинство людей не пойдут на игру с равными шансами (50% выигрыша и 50% проигрыша), если вероятный выигрыш не будет по крайней мере в два раза больше вероятного проигрыша.

Что значит теория проспектов для компромиссов в области безопасности? И хотя я не нашел результатов исследования, прямо указывающих на то, что люди идут на компромиссы в области безопасности также, как они идут на компромиссы в экономике, мне кажется вполне разумным, что они именно так и поступают, по крайней мере частично. При условии, что теория проспектов подразумевает две вещи. Во-первых, это означает, что люди в большей степени идут на компромисс в области безопасности, если это позволяет сохранить то, к чему они привыкли (стиль жизни, уровень безопасности, функциональность продуктов и услуг), чем чтобы получить что-то впервые. Во-вторых, когда люди рассматривают выгоду от безопасности, они скорее выберут постепенную нарастающую выгоду, а не шанс большей выгоды в данный момент; однако при рассмотрении потерь в области безопасности, они склонны рисковать большим, чем понести гарантированную, но небольшую потерю.

Другие предубеждения, которые влияют на риск

У нас есть и другие предубеждения по поводу рисков. Самое распространенное называется «предубеждение оптимизма»: мы склонны думать, что у нас получится лучше, чем у остальных, которые занимаются той же деятельностью. Это именно то предубеждение, которое заставляет нас думать, что автомобильные аварии случаются с другими людьми, и именно из-за этого мы можем совершать рискованные действия на дороге и одновременно жаловаться на такое поведение у других. Именно поэтому мы можем игнорировать риск сетевой безопасности, при этом зная о взломе других компаний. И именно поэтому мы думаем, что сумеем выйти сухими из воды там, где другим это не удалось.

В основном, животные развивались таким образом, чтобы недооценивать потери. Это произошло потому, что те, кто испытывает потери, имеют меньший шанс выжить. Те, кто подвергался потерям, в основном не выживали, а те из нас, кто выжил в процессе эволюции, развили опыт, который говорит, что потерь нет, и что идти на риск – нормально. В действительности, существуют предположения, согласно которым у людей есть некий «термостат риска», и они ищут оптимальный уровень риска независимо от внешних обстоятельств. В соответствии с этой теорией, если что-то уменьшает риск (например, ремни безопасности), люди компенсируют это более небрежным вождением.

И это не просто потому, что мы думаем, что с нами не может случиться ничего плохого. При равных шансах мы верим, что положительное разрешение ситуации более вероятно, чем отрицательное. Это предубеждение было проиллюстрировано множеством экспериментов, но мне кажется, что эксперимент, описанный ниже, особенно прост и элегантен.

Испытуемым предъявляли карточки с нарисованным лицом персонажа мультфильма - веселым или нахмуренным. Карточки предъявлялись в хаотической последовательности, и испытуемые должны были угадать, какое лицо будет на той или иной карточке до того, как она будет раскрыта.

Для половины испытуемых была приготовлена колода, в которой было 70% веселых лиц и 30% нахмуренных. Испытуемые из этой группы в целом довольно точно угадывали, какое лицо будет следующим – ответы были на 68% верными. У другой группы была колода, состоящая из 30% веселых лиц и 70% нахмуренных. Испытуемые из этой группы были менее точны в угадывании – 58% совпадений. Склонность испытуемых к веселым лицам уменьшило их шанс на правильное отгадывание.

В более реалистичном эксперименте студентов колледжа имени Кука попросили «в сравнении с другими студентами колледжа такого же пола, как и вы, как вы думаете, каков шанс того, что следующие события произойдут с вами?» Им был дан список из 18 положительных и 24 отрицательных событий, как например получение хорошей работы после выпуска или развитие пристрастия к алкоголю и так далее. В целом, студенты считали, что у них на 15% больше, чем у других, вероятность того, что положительные события произойдут с ними, и на 20% меньше, чем у других, вероятность того, что с ними произойдут негативные события.

В литературе также обсуждается «предубеждения контроля», которое состоит в том, что люди более склонны мириться с угрозой, если они чувствуют, что могут ее каким-либо образом контролировать. Лично я считаю, что это просто проявление предубеждения оптимизма, и это не является отдельным предубеждением.

Другим предубеждением является «эвристика аффекта», которая заключается в том, что автоматическая оценка, сделанная в состоянии аффекта (его еще называют «эмоциональным ядром оценки»), является основой многих суждений и поступков по тому или иному поводу. Например, исследование человеческих реакций на 37 различных общественных событий показало жесткую корреляцию между 1) значимостью события, 2) поддержкой политических решений, 3) размером пожертвований, которые субъект готов сделать и 4) моральным удовлетворением от этого пожертвования. Эмоциональная реакция являлась хорошим индикатором всех этих различных решений.

Что касается безопасности, то эвристика аффекта заключается в том, что положительная эмоциональная оценка ситуации ведет к притуплению восприятия риска, а отрицательная оценка ведет к обострению восприятия риска. По всей видимости, это объясняет, почему люди склонны недооценивать риски, которые подразумевают некоторую выгоду (курение, опасные виды спорта и так далее), но также имеют негативные эффекты.

В одном эксперименте испытуемым было показано веселое, хмурое или нейтральное лицо и затем случайная китайская идеограмма. Испытуемые предпочитали идеограммы, которые были им показаны после веселого лица, даже если это лицо демонстрировалось только на десять миллисекунд, и они его не запоминали сознательно. Такова эвристика аффекта в действии.

Другим предубеждением является то, что мы по особому воспринимаем риски, в которые вовлечены люди. И снова Дэниэл Гилберт:

«Мы представляем собой социальных млекопитающих, чей мозг специально настроены на то, чтобы думать о других. Понимание того, что замышляют другие (что они знают и что хотят, что они делают и планируют) было настолько важным для выживания нашего вида, что наш мозг развил одержимость ко всему, что каким-то образом связано с человеком. Мы думаем о людях и их намерениях, говорим о них, ищем и запоминаем их».

В одном эксперименте испытуемым были предъявлены данные о различных рисках, которые могут подстерегать в национальных парках: риски, исходящие от людей, как например кража кошелька или вандализм, и естественные риски, например, столкновение машины с оленем на дороге. Затем испытуемых попросили указать, какие угрозы требуют большего внимания со стороны официальной администрации парка.

С рациональной точки зрения угрозы, которые причиняют больше вреда, должны требовать больше внимания, но люди оценивали риски, исходящие от других людей, как более серьезные, чем риск столкновения с оленем. Даже если данные показывали, что угроза от оленя больше, чем угроза от других людей, риски, связанные с людьми все равно оценивались как более серьезные. До тех пор, пока исследователи не показали, что вероятность столкновения с оленем гораздо выше, чем вероятность ущерба от других людей, который испытуемые сочли требующим большего внимания.

Люди также особо относятся к рискам, в которые вовлечены их дети. Это тоже понятно с эволюционной точки зрения. В целом, есть две стратегии безопасности, которые жизненные формы используют для распространения генов. Первый, и самый простой, заключается в том, чтобы воспроизвести как можно большего количества потомства и надеяться на то, что кто-нибудь из них выживет. Лобстеры, например, могут отложить от 10 000 до 20 000 яиц за один раз. Только десять или двадцать из личинок проживают четырехнедельный срок, но этого достаточно. Другая стратегия заключается в том, чтобы произвести лишь несколько отпрысков и одарить их всем своим вниманием. Именно так и поступают люди, и это то, что позволяет нашему виду затрачивать столько времени на достижение зрелости. (Лобстеры же, с другой стороны, вырастают очень быстро.) Но это также означает, что мы по-особому относимся к опасностям, которые угрожают нашим детям, детям вообще, и даже другим маленьким и симпатичным созданиям.

Существует множество исследовательских работ, посвященных людям и их предубеждениям относительно угроз. Психолог Пол Словик, кажется, сделал карьеру благодаря их изучению. Однако большинство исследований несистематические и зачастую приводят к противоречащим выводам. Мне бы хотелось рассмотреть не только какие-либо отдельные типы эвристических методов и случаи их проявления, а скорее поведение людей в условиях противоречия эвристических методов. Также мне было бы интересно исследовать, каким образом такие эвристические методы влияют на поведение в контексте сильной реакции страха: то есть, когда эвристика может перекрыть влияние миндалевидного тела, и когда не может.

Вероятностная эвристика

Следующая область, которая может служить причиной невыгодных компромиссов безопасности – это вероятность. Если мы неверно оценим вероятность, наш компромисс будет невыгодным.

Как правило, мы как вид не очень хорошо обращаемся с крупными цифрами. По этому поводу много писали – Джон Паулос и другие. Мы говорим «раз, два, три, много», но с эволюционной точки зрения это имеет некоторый смысл. Малые цифры имеют большее значение, чем крупные. Одно яблоко или десять яблок – существенное различие, однако разница между 1000 и 5000 значит меньше – в любом случае, это много яблок. То же самое будет и с вероятностями. У нас хорошо получается отличать 1 шанс из 2 против 1 шанса из 4 или против 1 шанса из 8, но мы хуже отличаем 1 шанс из 10 000 против 1 шанса из 100 000. Существует такая шутка: «в половине случаев, в четверти случаев, один раз из восьми, почти никогда». И что бы вы ни измеряли, если это явление проявляется один раз из десяти тысяч или один раз из десяти миллионов, это одно и то же – почти никогда.

Кроме того, существуют эвристические методы, которые дополняют вероятностную эвристику. Они напрямую не относятся к риску, но влияют на плохую оценку риска. Поэтому получается, что способность нашего мозга быстро оценивать вероятность сталкивается с множеством проблем.

Эвристика доступности

«Эвристика доступности» – очень широкое явление, которое хорошо объясняет, какие решения люди принимают в связи с рисками и компромиссами. В целом, эвристика доступности означает, что люди «оценивают частоту класса или вероятность явления, основываясь на том, насколько легко это явления и происшествия можно представить». Другими словами, в любом процессе принятия решений, данные, которые легче всего вспоминаются (больше доступны), приобретают больший вес, чем данные, которые сложно вспомнить.

В целом, эвристика доступности является хорошим готовым ментальным рецептом. При тождественности условий обычные события легче запомнить, чем необычные. Так что имеет смысл использовать доступность для оценки частоты и вероятности. Но, как и в случае со всеми остальными эвристическими методами, есть области, где этот метод приводит к предубеждениям. Существуют причины, отличные от частоты проявления, которые делают некоторые вещи доступными. События, которые произошли недавно, более доступны, чем другие. События, которые эмоционально окрашены, более доступны, чем другие. Более яркие события более доступны, чем другие. И так далее.

Эвристика доступности и ее влияние на безопасность давно известны. Я писал об этом в книге «За пределами страха»(Beyond Fear), хотя называл это по-другому. Профессор социологии Барри Гласснер посвятил большую часть одной из своих книг объяснению влияния этого эвристического правила на восприятие риска. Этот вопрос рассматривается в каждой книге по психологии принятия решений.

В одном простом эксперименте испытуемым задали этот вопрос:

• В типичном тексте на английском языке более вероятно, что слово будет начинаться на K или что K будет третьей буквой (не считая слов, в которых меньше трех букв)?

Около 70% испытуемых сказали, что больше слов, начинающихся с K, хотя в действительности в английском языке примерно в два раза больше слов с K в качестве третьей буквы, чем слов, начинающихся на K. Но так как слово, начинающееся с K легче воспроизвести в сознании, люди неверно оценивают относительную вероятность.

В другом эксперименте, более приближенном к реальному миру, испытуемых разделили на две группы. Одну группу попросили на некоторое время представить, что команда их колледжа хорошо себя показывает в наступающем сезоне, другую же попросили представить, что команда играет плохо. Затем обеим группам был задан вопрос о действительных перспективах команды. Из тех испытуемых, которые представляли хорошую игру, 63% сказали, что команду ожидает отличный сезон. В другой группе такого мнения придерживались только 40%.

Тот же исследователь провел другой эксперимент перед президентскими выборами 1976 года. Испытуемые, которые представляли, что Картер победит, чаще говорили, что его победа более вероятна, а испытуемые, которые представляли победу Форда, то же самое говорили про него. Такой эксперимент повторялся несколько раз и всегда показывал, что воображение определенного исхода влияет на отношение человека к действительному положению дел.

Яркость воспоминаний является другим изучаемым аспектом эвристики доступности. Человеческие решения в большей степени подвержены влиянию яркой информации, чем плохо запоминающейся, абстрактной или статистической.

Вот только один из экспериментов, который это демонстрирует. В первой части эксперимента испытуемые читали о судебном разбирательстве по поводу вождения в нетрезвом состоянии. Обвиняемый проехал без остановки на знак стоп, когда ехал домой с вечеринки, и врезался в мусоровоз. Теста на содержания алкоголя в крови проведено не было, так что суд располагал только косвенными свидетельствами. Обвиняемый утверждал, что он не был пьян.

После прочтения описания инцидента и обвиняемого, испытуемых разделили на две группы и дали им прочитать восемнадцать отдельных экспериментальных доказательств. Девять из них были написаны стороной обвинения и доказывали виновность подсудимого. Другие девять были написаны стороной защиты и доказывали невиновность. Испытуемым в первой группе дали доказательства вины, написанные неброским стилем и доказательства невиновности, написанные ярким стилем, тогда как у другой группы ситуация была прямо противоположная.

Вот, например, неброская и яркая версии одно и того же доказательства обвинения:

• На пути к выходу Сандерс [обвиняемый], пошатываясь, проходит мимо разделочного стола и роняет миску на пол.
• На пути к выходу Сандерс, пошатываясь, проходит мимо разделочного стола, роняет миску с соусом на пол и соус разливается по белому густому ковру.

А вот неброский и яркий примеры доказательства защиты:

• Владелец мусоровоза при перекрестном допросе подтвердил, что мусоровоз трудноразличим ночью, потому что он серого цвета.
• Владелец мусоровоза при перекрестном допросе подтвердил, что мусоровоз трудноразличим ночью, потому что он серого цвета. Владелец сказал, что все его грузовики серые, потому что «серый цвет скрывает грязь», и возмутился: «Ну что вы хотите, чтобы я их в розовый выкрасил?»

После этого испытуемых попросили высказаться по поводу степени опьянения обвиняемого, его вины и вердикта, который должны были вынести присяжные.

Полученные результаты были достаточно интересными. Непосредственно после прочтения на испытуемых не оказал влияние стиль написания доказательств, но когда их спросили об этом снова, где-то 48 часов спустя (их попросили высказать свое мнение и вынести решение, «как если бы они рассматривали дело впервые»), их мнение было больше основано на ярких аргументах. Испытуемые, которые читали яркие аргументы защиты и написанные неброским стилем аргументы обвинения склонялись к тому, что подсудимый был невиновен, а испытуемые, которые читали яркие аргументы обвинения и написанные неброским стилем аргументы защиты склонялись к тому, что подсудимый был виновен.

Мораль такова, что людей убеждает более яркая, личная история, а не голая статистика и факты. Факты, возможно, только способствуют запоминанию ярких аргументов.

В другом эксперименте испытуемых разделили на две группы, которым предложили почитать о вымышленном заболевании «Гипостения-B». Испытуемые в первой группе читали про заболевание с конкретными симптомами, которые легко представить: боли мышц, сниженный тонус и частые головные боли. Испытуемые во второй группе читали про заболевание с абстрактными симптомами, которые непросто представить: смутное чувство дезориентации, дисфункция нервной системы, воспаление печени.

Затем каждую из групп снова разделили на две части. Половина каждой половины была контрольной группой – они просто читали одно из двух описаний, после чего их спросили, насколько вероятно, что они подхватят это заболевание в будущем. Другая половина каждой половины была экспериментальной группой: они читали описание болезни «с условием, что они будут воображать, что в течение трехнедельного периода они испытывали симптомы этого заболевания», и затем писали детальное описание того, как, по их мнению, они бы себя чувствовали во время этих трех недель. И затем их спросили, думают ли они, что в будущем столкнуться с этой болезнью.

Идея эксперимента сводилась к тому, чтобы выяснить, насколько простота или сложность мысленного представления чего-либо будет влиять на эвристику доступности. Результаты показали, что между контрольными группами – были ли это испытуемые, которые читали про болезнь симптомами, которые легко или трудно представить – никакой разницы не наблюдалось. Но те испытуемые, которых просили представить легко вообразимые симптомы, думали, что они с большей вероятностью столкнутся с заболеванием, а те, которых просили представить трудно вообразимые симптомы, думали, что столкнутся с заболеванием с меньшей вероятностью. Исследователи пришли к заключению, что само по себе представление недостаточно для того, чтобы такой результат казался более реальным – это должно быть несложно вообразить. И исход, который труднее вообразить, может казаться менее вероятным.

Кроме того, воспоминание может быть особенно ярким именно потому, что воображаемое событие исключительно, и, следовательно, вероятность того, что оно произойдет, мала. В одном эксперименте исследователи попросили некоторых иногородних жителей на платформе железнодорожной станции вспомнить и описать «самый худший случай, когда вы опоздали на поезд», а другую группу попросили описать «любой случай вашего опоздания на поезд». Случаи, описанные обеими группами, были одинаково удручающими. Таким образом, это продемонстрировало, что, в первую очередь, на ум приходят наиболее экстремальные случаи из всего класса событий.

В более общем смысле, все это относится к такой вещи, как «пренебрежение вероятностью» – склонность людей игнорировать действительные вероятности в случаях, когда ситуация эмоционально окрашена. Риски, связанные с безопасностью, несомненно, подпадают под эту категорию, и наша одержимость терроризмом на фоне более обычных угроз является тому примером.

Эвристика доступности также объясняет ретроспективные предубеждения. Случаи, которые случались в действительности, гораздо легче представить, чем те, которые не имели места. Так что, основываясь на своих воспоминаниях, люди переоценивают вероятность этих событий. Вспомните о том, что называется «крепость задним умом», – это явление имеет место и в спорте, и в национальной политике. И тогда некоторым намного легче поверить, что «нужно было позаботиться об этом раньше».

Лучше всего это описано у Скотта Плоуса:

«Говоря в общем: (1) Чем более доступно событие, тем больше кажущаяся вероятность или частота того, что оно произойдет; (2) чем более ярко представлена информация, тем легче она вспоминается и тем она убедительнее; (3) чем более выдающимся является событие, тем больше вероятность того, что оно покажется случайным.»

Вот один эксперимент, который демонстрирует предубеждение по поводу выдающихся событий и явлений. Группа из шестерых наблюдателей следила за диалогом двух мужчин с различных позиций: из-за спины одного из них или сбоку между ними. Испытуемые, которые смотрели в лицо тому или иному мужчине считали его более влияющими на ситуацию, устанавливающими тон разговора, тему разговора и заставляющими другого человека отвечать в соответствии со своими намерениями. Испытуемые, которые сидели сбоку, оценивали влияние обоих мужчин на ход разговора одинаково.

Как упоминалось в начале этого раздела, в большинстве случаев эвристика доступности – это хороший готовый ментальный рецепт. Но в современном обществе средства массовой информации оказывают на нас сильное сенсорное воздействие. Это вредит верному восприятию доступности, яркости и того, насколько выдающимся является событие, поэтому эвристика, которая основывается на наших чувствах, начинает подводить нас. Когда люди жили в первобытных племенах, мысль о возможности быть съеденным саблезубым тигром была более доступна, чем мысль о возможности быть растоптанным мамонтом, было разумным верить (для людей, которые проживали в определенной местности), что существует большая вероятность того, что они будут съедены саблезубым тигром, чем растоптаны мамонтом. Но теперь, когда мы получаем информацию с помощью телевидения, газет и Интернета, ситуация изменилась. То, о чем мы читаем, то, что кажется нам ярким, – скорее всего очень редкое и зрелищное явление. Это может быть и чем-то выдуманным, как например, кино или телевизионное шоу. Это может быть информация маркетингового характера – коммерческая или политическая. При этом следует помнить, что визуально демонстрируемый материал воспринимается острее, чем информация в печатных средствах информации. Эвристика доступности менее надежна, потому что яркие живые воспоминания не относятся к реальной действительности. Положение ухудшается еще и тем, что люди даже не запоминают, где они получили ту или иную информацию – они просто запоминают содержание. Так что даже если во время получения этой информации они не доверяют ее источнику, впоследствии в памяти этот источник меркнет, и остается только само информационное сообщение.

Люди, работающие в индустрии безопасности, привыкли к эффектам эвристики доступности. Эвристическое правило доступности способствует ментальности «риска-однодневки», которую так часто можно наблюдать у людей. Этим объясняется, почему люди переоценивают редкие риски и недооценивают обычные. Этим объясняется и то, почему мы тратим столько энергии на защиту от того, что «плохие парни» сделали в прошлом и игнорируем то, что они могут натворить в будущем. Этим объясняется, почему мы обеспокоены угрозами, о которых сообщается в новостях, а не теми, о которых в них не рассказывают, или почему мы обеспокоены редкими угрозами, о которых узнали из эмоционально рассказанных личных историй, а не угрозами столь обычными, что они представлены лишь сухими статистическими данными.